Мы знаем из нашей истории пример, когда осью модернизационной
программы было построение города нового типа. Это - Санкт-Петербург
Петра Великого.
Петровская затея, на самом деле, могла кончиться
как угодно, в том числе и ничем. Ее итоговый успех связан в первую
очередь с тем ключевым именно для нашей страны обстоятельством, что
именно в этот город Петр перенес столицу государства.
В
современной России практически нет примеров, когда центр экономического
роста не совпадает географически с местом присутствия власти. Очень мало
регионов, в которых самым богатым городом не является областной центр.
И, как правило, это города при крупных, построенных в советскую эпоху
промпредприятиях - вроде Череповца или Димитровграда. Нет ни одного
примера возникновения в постсоветский период новых "точек роста", не
являющихся при этом крупными административными центрами. Даже сырьевые
города ХМАО - Сургут, Нижневартовск, Нефтеюганск - богатели в новейшие
времена не так быстро, как стольный Ханты-Мансийск. Я уж не говорю о той
гигантской нефтяной вышке, которая, судя по всему, стоит посреди
Красной Площади.
Власть и деньги у нас очень тесно связаны друг с
другом; конвертация одного в другое и обратно гораздо легче, чем
взаимная конвертация этих обоих ресурсов с любыми другими (знания,
кадры, земля и т.д.). Любые по-настоящему большие инвестиционные проекты
у нас требуют неограниченного доступа к обоим этим видам инвестиционных
ресурсов. Наличие только денег, даже в очень больших количествах, не
является решением: при наличии проблем с властью издержки довольно
быстро выходят на закритический уровень, и проект в целом становится
нерентабельным. Кроме того, именно через власть контролируется
большинство внешних коммуникаций; и это значит, что, играя на поле
глобальной экономики, необходимо иметь режим наибольшего
благоприятствования именно на уровне власти.
Один лишь патронаж
Суркова в данном вопросе - крайне слабая "крыша": достаточно вспомнить
историю Чичваркина.
Это значит, что строить "кремниевую поляну"
можно лишь в одном случае: как гипотетическую столицу России, место
расположения центральных органов государственной власти. Тогда и только
тогда она может состояться как экономически успешный проект
(инновационный центр и все такое прочее). Такой вот парадокс.
Если
такой задачи не стоит, тогда этот проект, скорее всего, следует
признать бесперспективным. По одной простой причине: те, кто будут его
реализовывать, будут делать это не для себя, а для гипотетических
"молодых талантливых инноваторов" - мифологических существ наподобие
"йогуртовых зомби" из телерекламы. А потом очень удивятся, когда вместо
чаемого "бангалора" получат "селигер". "Молодежный" и прекрасный во всех
отношениях, кроме одного: вместо того, чтобы приносить деньги, он будет
их пожирать. Пока не иссякнут.
Это тот случай, когда деньги не
решают все. Нужно найти не только энную сумму (весьма, между прочим,
внушительную), но и значительную группу таких людей, которые были бы
готовы воспринимать строительство этого города делом своей жизни - и
вложиться туда всем, что имеют; более того, в некотором смысле "всеми
собой". Для этого масштаба задачности даже мегамотивация вроде "изобрести
гаджет круче айфона и заработать на нем денег всего лишь в пять раз
меньше, чем у Абрамовича", является крайне слабой.
Подписаться
подо что-то как под дело всей жизни - это в определенном смысле то же
самое, что сознательно пойти на смерть. Это джихад, подвиг Матросова,
Путь в самом высоком смысле слова. Протестантские общины, осваивая Дикий
Запад, действовали не в парадигме экономической эффективности, а в
высоких целях спасения души. Далеко не факт, что сегодня сама идея прогресса,
понимаемого как перманентная научно-техническая революция,
является религиозной идеей такой силы, что она способна подвинуть
сколь-нибудь значимое число молодых и сильных людей на прорыв к
невозможному. Тем более это относится к служению золотому тельцу: его
культ зримо слабеет даже в тех местах, где оная скотинка пасется уже
много веков.
Есть и еще одно "отягчающее обстоятельство". Многие
годы жизни в режиме перманентной пропагандистской кампании сделали наше
общество крайне недоверчивым к любым сигналам, которые транслируются по
штатным каналам агитпропа. Любой приходящий по этим каналам тезис
считывается людьми (даже молодыми) не буквально, а через особый
встроенный фильтр - "что они на самом деле хотели этим сказать?"
Версии при этом могут быть сколь угодно дикими - здесь уже, как правило,
начинается зона стихийной народной конспирологии. В любом случае
доверие к конспирологическим интерпретациям всегда будет выше, чем к
любым попыткам понимать слова власти буквально: это сегодня считается
крайней формой лоховства (отдельный вопрос - насколько справедливо; но
это в данном случае не важно).
Именно поэтому единственный для
Кремля способ решить задачу создания "кремниевой поляны" как реально
действующего кластера новой экономики - это прямо увязать ее с вопросом о
будущей власти в России. Это единственный сколь-нибудь значимый приз,
который сегодня находится в его распоряжении.
Либо будущая
столица - либо круглогодичный "молодежный лагерь" для "инноваторов на
содержании".
Chadayev.ru
