Разговор о развитии постиндустриальной экономики в России парадоксальным образом обращается к проблеме участия в процессе государства. Оказывается, что государство — основной ограничитель процесса. И одновременно его почти уникальный провайдер. По крайней мере такой вывод можно было сделать из состоявшегося накануне совещания по инновациям премьера Путина. И обсуждения в Политехническом музее темы «Россия на пороге постиндустриальной эпохи» с Игорем Агамирзяном и Татьяной Малкиной.

Вопрос инвестиций государства в область знаний накануне заботил российского  премьера Владимира Путина. На поддержку науки в 2011 году будет выделено 11 миллиардов рублей, доложил он на заседании комиссии по высоким технологиям и инновациям.

По словам премьера, государственные фонды, которые получат эти деньги, должны тратить их «рачительно» – на действительно прорывные проекты. «Деньги истрачены, результаты получены. Это какие результаты? – задает вопрос премьер. — Это результаты, которые в папках где-то остались и пылятся на полках? Либо лежат где-то там на сайтах компьютерных и не востребованы? Или это то, что реально работает в жизни, то, что дает отдачу в реальной экономике либо фундаментальную науку развивает. Нужно создать систему мониторинга использования результатов, как я уже сказал, проектов». Забота государства ясна — как сделать вложения в сферу экономики знаний рабочими с его, государства, точки зрения. И запустить новую экономику России, не зависимую преимущественно от экспорта сырой нефти, газа и металлов.

Как России перестроиться на инновационный и модернизационный лад и построить экономику 21-го века, постиндустриальную экономику? Рецепты намедни (помимо совещания у Путина) пытались обсудить глава Российской венчурной компании Игорь Агамирзян, профессор Университета штата Нью-Йорк и адъюнкт-профессор МГУ, почетный профессор Гуйлиньского университета Артем Оганов и специалист по автоматическому извлечению и анализу данных, руководитель проектов OpenGovData.ru и "Гослюди.Ру"  Иван Бегтин.

Исходный тезис дискутантов таков: мир переживает с середины 70-х годов прошлого века переход от индустриальной экономики к постиндустриальной. Тезис традиционнный, только проблема перехода на различных национальных и наднациональных рынках решается (или не решается) по-своему. Россия здесь никоим образом не исключение, чему следствием и создание ряда институтов, призванных помочь переходу, и обсуждение на различных площадках и в высоких кабинетах темы «модернизации и инноваций». Обсуждение, надо сказать, уже порядком обессмыслило сам процесс и заставляет сомневаться и в его содержании, и в рецептах.

Много государства

Если отвлечься от описания постиндустриальной экономики и заняться анализом условий sine qua non, то картина выявляется отнюдь не благостная. Вызовы, стоящие перед российской экономикой тем серьезнее, если вспомнить, что имеется серьезный уже кадровый голод в сфере квалифицированных кадров — что в сфере реализации бизнес-решений, что в сфере прикладной науки, что в сфере фундаментальных исследований. Отсутствует де-факто и инновационная среда в целом — бизнесу инновации неинтересны, ибо административные барьеры демотивируют его напрочь.

К тому же за период с момента распада советской системы экономика деградировала — существенно упростилась, констатирует глава РВК, превратилась в экономику «купли-продажи» (или «добычи-перекачки»). По мнению Агамирзяна, все не совсем плохо не только поэтому: он видит большой предпринимательский потенциал у россиян, лишь сдерживаемый административными барьерами. А спрос на инновационные продукты значителен, свидетельством тому - страсть российских граждан к разнообразным импортным гаджетам, едва ли не самая большая на душу мобильная телефонизация и тому подобное. Однако за счет собственного производства, хотя бы сборочного, спрос никоим образом не удовлетворяется. Ведь невозможно ввести комплектующие для производства хайтек-продукта — на каждую комплектующую необходимы отдельные документы, пошлина, разрешение и т.д.

Из зала  за время беседы сказали много нелестных слов в адрес государственных инициатив— поминали Чичваркина (читай — товарное рейдерство, демотивирующее любой бизнес) и отсутствие стратегии у государевых людей. Справедливо: наличие избыточного внимания к бизнесу или науке - никоим образом не подвергаем тезисы премьера критике — умервщляет самый здоровый организм. По 94-му ФЗ, который не так давно критиковал и президент, для получения госденег на научное исследование надо указывать и экономическое обоснование и даже наименование «продукта», который получает государство. Это при том, что в работе с некоторыми специфическими прикладными материями, вроде филологии, это просто невозможно, а при экспериментальной (и чисто прикладной) научной постановке вопроса отрицательный результат — часто тоже результат.

Мало государства

В сфере бизнес-решений простоты не больше: снятие барьеров само по себе проблемы не решает. Для создания среды нужно понимание, зачем инновации нужны. Необходимы «мостики» между фундаментальной наукой, прикладными исследованиями и бизнес-решениями (для сопряжения последних двух сфер создается шумный проект «Сколково»).

Здравая политика властей еще одно непременное условие успехов политики в области перестройки экономики. По оценке Агамирзяна, создание автомобильного кластера в Санкт-Петербурге, например, было очевидной ошибкой. Проект не встраивается в рынок, по сути копируя китайские аналоги, он неконкуретоспособен. Маржинальность в условиях Северной столицы мала, поэтому бизнес-решение неадекватно потребностям экономики. Зато за время создания автомобильного кластера «сам по себе» в том же регионе вырос сильный IT-сектор, один из ведущих в мире.

Функция госвласти заключается, в том числе, и в выработке стратегии и поиска нишевого дл национальной экономики продукта (а вернее — линейки продуктов). И главное (полагает Игорь Агамирзян) места в глобальном распределении труда. Если транснациональные корпорации, базирующиеся по преимуществу в США, уже являются мировым сборочным конвейром, мировым логистом и всемирным заказчиком инноваций, то у остальных «мозговых центров», коим является и Россия, своего места в системе производства пока нет. Как полагает глава РВК, по уровню прибыльности разные стадии процесса производства различаются. В процессе разработки решения маржа выше, чем при производстве. А при «продаже» (маркетинг плюс продажа плюс упаковка) опять выше, чем при производстве. «Провальной» с точки зрения прибыльности во всемирном хозяйстве оказывается как раз «индустрия» продукта, а при наличии почти бесплатной рабочей силы в Китае и Индии, стратегия занятия этой ниши — является провальной. Надо определиться, что будем производить.

И чем.  Артем Оганов полагает, что российская наука уже при смерти. А прикладная — вовсе мертва, практически не способна на производство продукта. Здесь имеется ловушка, которую озвучивали в присутствии российского премьера Путина — там, где мало что есть, надо четко понимать, как потратить деньги. Никто, кроме государства вложиться в это не способен. Проблема в контроле и избыточности контроля одновременно.

Много «государства» и нет государства

Со своей стороны мы попытаемся добавить еще дегтя. Так, фокус административных барьеров заключается в том, что они не разрушаются посредством воли власти. И посредством устранения барьеров на бумаге. Любое ведомство как дважды два докажет, что ограничители необходимы, ведь без них всерьез вырастает число злоупотреблений, в том числе откровенно криминального характера. Так введение особой экономической зоны в Ингушетии в 90-е не привело к развитию региона, зато сделало его внутренним оффшором, через который переправлялась продукция американского и европейского автопрома.

Системная проблема, конечно, не в том, что бизнесмены — поголовно жулики, а чиновники — ищут материальных благ. А в том, что сросшийся с государством бизнес для получения конкурентных преимуществ (в случае коррумпирования бизнесом власти) или для установления квазимонопольной ситуации (при контроле власти над бизнесом) приводит к выдумыванию новых, взамен устраненных, барьеров. Представитель корпоративного лобби в  сфере IT Ольга Ускова  как-то пожаловалась, что доля откатов на рынке составляет 70 процентов, а это, по ее словам, уже грань рентабельности. При такого рода взаимодействии агентов государства с бизнесом иная, внекоррупционная система продвижения новой экономики вряд ли пока представима. Но и бурный расцвет инноваций на грани рентабельности невозможен.

С наукой разговор особый — фундаментальная наука является исключительным приоритетом государственных и надгосударственных образований. Прикладная — государственной и крупных корпораций (в том числе с госучастием). Только вот государство редко может оценить адекватность задач, по причине косности бюрократического аппарата. В случае, когда российское государство сталкивается с соображениями широко понимаемой ведомствами проблемы безопасности, оно впадает в ведомственный раж, стараясь засекретить то, что секретным может и не являться. И упускать простую выгоду от кооперации с «вероятным противником» или реальным конкурентом.

Для преодоления ситуации, как представляется, и созданы институты развития (что «Сколково», с его особым правовым режимом, что «Роснано», что РВК) — через эти инструменты бизнесменам дается гарантия, что придут деньги, будет поддержка и защита проектов.

И многочисленные агенты государства — пусть даже из самых благих намерений «контролировать» — не будут ходить ежечасно с проверками и наставлениями. Появление нового климата и новых бизнесов в сфере постиндустриальной экономики может изменить в перспективе лицо российской экономики. Если будут найдены ниши в глобальном постиндустриальном хозяйстве, о чем красноречиво говорит глава РВК. Альтернатива — превращение в углеводородную державу, вплоть до конца эпохи дешевых ресурсов с большой трубопроводной маржой.