Давеча на
«Эхе Москвы» была передача, в которой бесконечно уважаемый мной Юрий Шмидт
отстаивал мысль, что дело Ходорковского – чисто политический процесс. С ним,
соответственно, спорили. По итогам этой передачи хочу сделать некоторые выводы.
Прежде всего,
о том, что такое чистая или не очень чистая политика. Политический процесс – это
процесс, проводимый с нарушением принципа законности. Данный принцип впервые был
сформулирован в явном виде Ансельмом Фейербахом в Баварском УК 1813 года в виде требования,
чтобы наказания назначались только за предусмотренные действующим уголовным
законом преступления и только на основании действующего уголовного закона. То
есть, например, если человека судят за переход дороги в неположенном месте, а
взяли его за участие в несанкционированном властями, но разрешенном Конституцией
митинге. Привет всем от Гарри Каспарова, Льва Пономарева и других.
Все продвинутые
вставатели с колен знают, что Ходорковский якобы виновен в «крови на руках», грабительской
приватизации всенародных богатств, и вообще разбогатеть так, как он разбогател,
честным путем нельзя. А еще он финансировал партии, оппонировавшие «Единой», хотел
в 2008 году пойти в политику и далее везде. Тогда почему его судят за хищение
нефти? Потому что нет закона, согласно которому можно судить за желание пойти в
политику. А за кровь – доказательств нет. А судить надо. Кому надо? Почему
надо? Вот и добрались до сути. Когда кому-то надо, чтобы судили, не важно, за
что, процесс становится политическим. Вы опять спросите, а как же Аль Капоне? А
также точно. На него не было улик, но была необходимость прекратить его
деятельность, как то – рэкет, сутенерство, убийства и прочая. И нашли ему статью.
Хорошо ли это? Нет, не очень, поскольку доказывает, что на тот момент закон в
США работал так, что обвинить Аль Капоне напрямую было нельзя. Или полиция была
подкуплена. Или сам Аль Капоне был хитер. И вот его деятельность прекратили.
Правильно или нет? Не знаю. Если суд вынес решение в результате звонка судье из
Белого дома, то все равно плохо. Судить надо за реальные преступления, ибо это
является еще и неким посланием обществу — «так делать нельзя». А когда обществу
говорят, что так делать нельзя, но при этом подмигивают и дают понять, что
вообще-то можно, а делать на самом деле нельзя совсем другое, то общество в
тяжелом раздумье: так что грешно, а что – праведно. В результате имеем процесс развращения
общества.
Еще один
тезис: мол, все воровали, а сел один Ходорковский… Я не имею доказательств и
поэтому наивно предполагаю, что у меня нет богатств по собственному
раздолбайству, а не потому что меня обокрали злые олигархи. И по идее такая
наивность называется презумпцией невиновности. И презумпцию эту должны
соблюдать по закону судебные власти. Но я попробую перевести этот тезис на язык,
свободный от облыжного охаивания. Люди действовали в рамках существовавших
законов. А сели только Ходорковский с Лебедевым. Нет, не только. Во-первых, в каждом
российском регионе есть свой Ходорковский. Во-вторых, есть Чичваркин, который не
сел, поскольку понял месседж «вали» без вопросов. Есть Гуцериев, который уехал,
потом вернулся и уже подставил мягкое подбрюшье в перспективе хоть что-то
получить… Есть масса людей, в отношении которых ищут к чему, извините,
прикопаться, чтобы отнять собственность. Если правосудие избирательно, то это и
есть нарушение принципа законности. Это и есть чисто политическое дело.
И еще хочу напомнить. Когда был первый день
оглашения приговора по первому еще делу, в этот день впервые «отоварили дубиной
по башке» тех, кто собрался у Мещанского суда, в том числе тогдашнего депутата
Мосгордумы Сергея Митрохина. На следующий, второй день оглашения приговора на
моих глазах вязали людей, кричавших «Свободу Ходорковскому», вязали жестоко, с
дубинками и ОМОНом, а в протоколе об административном задержании потом писали:
«За переход улицы в неположенном месте». С запозданием свидетельствую – все
происходило только на тротуаре. А «Наших» тогда еще не было, поэтому роль
клакеров играла нанятая массовка, прятавшая лица и уходившая строго по
окончании оплаченного времени.
Так вот это
– тоже символы политического процесса. Значимые, но не главные. Главный – по
прежнему нарушение принципа законности. Хотя при нынешнем весьма вольно
трактуемом законе о противодействии экстремизму наши с вами горизонты сужаются,
а их – ширятся на 360 градусов вокруг.
Версия для печати
|