Александр Лебедев

Увы, у нас только один критерий отбора политического класса – это те, кто жил в Питере или Дрездене и занимался дзюдо. А также те, кто работал в мэрии, в местных районных органах КГБ и жил в «Озерках». Один шашлыки жарил в «Озерках», другой в Дрездене пиво пил, третий наукой занимался в Курчатовском институте. Здесь и бизнес, и академическая наука – все друзья в сборе.

В России не происходит элитной ротации. Никаких лифтов вертикальной мобильности не существует.

Академическая наука не является сегодня источником пополнения политического класса. Только Абрамович, Варданян и Габашвили строят школу управления «Сколково», видимо, будущий «российский Итон», в котором они будут особых людей выращивать – политгомункулов.

В России отсутствуют настоящие партии. Соответственно, никакие кадры из них почерпнуть нельзя. Молодежные активисты востребованы только для того, чтобы преследовать Рыжкова или Касьянова. Следить за ними, а затем инфильтрироваться, как недавно выяснилось.

Представители бизнеса тоже бывают разные. Из тех, которые сегодня прописались в Белом доме – Дерипаска, Потанин или Евтушенков, – черпать нечего. Они и так уже у корыта. При власти и при деньгах.

Сначала надо было вырастить и воспитать бизнес. А мы вместо этого воспитали государственный бизнес, рэкетирский. Он формально не является собственником, а на самом деле по способу присвоения – самый настоящий бизнес и есть. Поэтому все эти «рога и копыта» – ГАЗПРОМы, ВТБ, «Ростехнологии» и прочие – это бизнес.

Оттуда и черпают. Кастрюля и черпачок небольшие, но, может быть, это правильно. Главное – люди все верные. Как в старом анекдоте – с 1917 года в партии.

Участие бизнеса в политике ничем хорошим не заканчивается. Вот Чичваркин захотел в политике поучаствовать, получил задание изучить элиту. Видимо, что-то неправильно изучил. Поэтому получил уголовное дело. Был вынужден отдать бизнес и скрыться за границей. Этим и заканчивается участие бизнеса в политике.